– Побазарили? А, на испуг взял? – догадался Егор.
Кардиналу хотелось уйти, но хозяин не отпускал его. Вообще, таким Руслан Карлович Елисеева видел впервые. Более того, он впервые получил возможность убедиться, что Елисеев может быть – таким. Лицо Ростислава Юлиевича было теперь бледно, движения – резки и порывисты. Даже речь его изменилась. Обычно Елисеев говорил, словно выкладывал пазл: каждое сказанное им слово ложилось в сознание собеседника точно так, как сам Елисеев и предполагал. Сейчас же Ростислав Юлиевич, кажется, вовсе не следил за тем, что говорил. Мысли, вспыхивавшие в его голове, превращались во фразы сами собой, и текли наружу, не встречая никакого препона на своем пути. Пока что ситуация не выходила за рамки обычного «отдыха», но Мазарин по опыту знал: если человек начинает позволять себе «расслабиться», он будет «расслабляться» все чаще и чаще, пока рано или поздно не потеряет контроль над собой. А чего Кардинал терпеть не мог – так это неконтролируемого поведения, поступков, несогласованных с разумом. Их невозможно «просчитать», эти поступки, и они неизменно приводят к катастрофе. В этот вечер Руслан Карлович прикинул, что пришла пора присматривать себе нового хозяина.
– О, лекции пошли. Да ни черта это никакое не умение, а просто фокусы! Сначала замануху кинул, а потом на попятный – семь лет, мол, учиться! Я вас, мол, не научу, а просто на путь наставлю… – хмыкнул Жмыха. – Пацаны, это его наверное Семеновна запрягла, чтоб он насчет здорового образа жизни пропаганду разводил! Не зря он у нее в кабинете всю дорогу трется! – теперь ему дали договорить до конца.
– Почему вы не хихикаете, господин Гарбат? – спокойно осведомился преподаватель. – Невдавне ведь вы изволили подобные обстоятельства ознаменовать искренним ликованием. Прошу вас, веселитесь. Это ведь весьма потешно, когда штаны человека вдруг становятся мокры.
…В то утро – спустя шесть дней после визита в районное отделение полиции – Боевая Черепаха остановила директора в коридоре. Вопреки обыкновению, всегда каменно спокойная Изольда Карповна выглядела крайне взволнованной. Коричневый сморщенный рот ее подергивался, складчатый подбородок дрожал.
– Я пойду, – вдруг поднялся один из призывников, среднего роста парень, одетый похуже других, с тощим целлофановым пакетом, закрученным на кисти левой руки.