Все надежды первых «будителей» Украины 80-х годов XIX века были, как и у героев Ильфа и Петрова, на то, что заграница нам поможет: «Німці не потерплять дальшого зміцнення Росії і колись зорганізують коаліцію проти неї і розіб'ють цю величезну державу на її природні складові частини: Фінляндію, Прибалтику, Польщу, Україну і т. д. А до того часу нам треба сидіти смирно, тихо і в межах дозволеного»…
Но аппетиту договаривающихся сторон эти мелкие декоративные детали ничуть не мешали. Сначала гетман и атаман позавтракали в салоне поезда Скоропадского как «принимающей стороны», а потом остались наедине. Тут гетман разоткровенничался. «Вы, конечно, понимаете, — сказал он, — что я, флигель-адъютант и генерал свиты Его Величества, не могу быть щирым украинцем и говорить о свободной Украине, но в то же время именно я благодаря своей близости к государю должен сказать, что он сам погубил дело империи и сам виноват в своем падении».
Вот это и есть подлинное политическое кредо Вильгельма Габсбурга. Украинцам не стоит обольщаться. Даже нацепив вышиванку, австрийский принц остался австрийцем, думающим только о своих интересах. Политический трансвестит всегда был эгоистом и прагматиком, какую бы комедию ни ломал. Его идеал — автономная Украина в составе Великой Австрии.
Название «обновленного» учебного заведения вызывало постоянные шутки — в 1926 году ему подыщут несколько более серьезную аббревиатуру — КИНО (Киевский институт народного образования). Но ехидные смешки все равно не утихнут. Тогда в 1933 году КИНО еще раз переименуют. В Киевский институт социального воспитания (КИСВ), что придало ему неуместную кошачесть. А потом в том же году (воистину, нет такого преступления, на которое не пошли бы «комуняки»!) расчленят этого «кота» надвое. Одной половинке присвоят имя Киевского педагогического института им. Горького, чтобы учеба медом не казалась, а другой — вернут, наконец, звание университета.
Еще жив был Петлюра. Еще дегустировал эмигрантские французские супчики Винниченко. Еще не пристрелили в чекистском подвале Юрка Тютюнника. Не взорвали Коновальца. А Михновский уже стоял перед Высшим судом и сдавал главный экзамен по Закону Божию — предмету, по которому в гимназии у него имелась твердая «пятерка».