Значительную часть киевлян составляли поляки, остававшиеся тут еще со времен Речи Посполитой. И, естественно, очень мощной и многочисленной группой была еврейская община. Состоятельная ее часть держалась от революции в сторонке, выжидая лучших времен, а малоимущий, но горючий и преимущественно вкусивший образования элемент бросится в революцию, поставляя кадры для партработников и чекистов. Дора Иткинд, Яков Гамарник, Александр Горвиц, Исаак Крейсберг — имена вождей киевского Январского восстания говорят сами за себя.
Большинство украинских книжных магазинов авангардную книжку Семенко продавать отказались. Впоследствии сам автор вспоминал: «Чудний край ся Україна… року Божого 1914, в февралі місяці, Україна вперше виявила той скарб, який вона в собі носить. Об'явила його моя маленька брошура (Семенко — «Дерзання» поези, ц. 11 к.) яку ідейні крамарі відмовились продавать і виявили не мале, справжньо ідейне, обуреннє, мотивуючи вчинок так: 1) книгарня «Української Старини» — «якийсь капосник облив помиями батька Тараса», 2) книгарня «Час» — «не продаємо прінціпіяльно», 3) книгарня «Л. -Н. В.» («Літературно-наукового вісника») — «хай полежать, не продаватимемо, поки не побачимо, що скаже преса»…
Если бы этот смелый план удался, Первая мировая война могла бы закончиться совершенно иначе. Но через неделю, вечером 29 октября, взбунтовались команды трех немецких линкоров — «Крон принца Вильгельма», «Маркграфа» и «Кенига». Это произошло ровно за два часа до назначенного выхода в море. В полночь отказались выполнять приказы матросы еще трех дредноутов. Кочегары угрожали погасить топки, если командование прикажет сниматься с якоря. Вместо того, чтобы отправиться на охоту за англичанами, немецкие моряки ударились в настоящий саботаж. Правда, до избиения офицеров, как и русском Кронштадте, во время февральской революции, дело не дошло.
Но Ольга Петровна не унималась. То, что лучшей малороссийской писательницей общество признало «москальку», ранило ее до глубины души. «Яке то було колись неславне для української мови і літератури переконання, возмущалась мама Леси Украинки, — що нібито якась перша-ліпша кацапка, зроду не чувши української мови, ледве захотіла, у два дні перейняла мову зо всіма найтонкішими її властивостями… Далебі це зневажало українську мову; що ж то за така осібна характерна мова й письменність, що всякий чужосторонець возьме й зараз писатиме, та ще як досконало».
В молодые годы его туда запирали насильно. В 1934 году в столице Советской Украины Харькове популярный поэт выскочил на балкон кооперативного писательского дома, где жил, и на всю улицу стал орать: «Я чорний демон — дух вигнання». Выглядел он при этом настолько возбужденным, что прямо с «концерта» его увезли в главную «дурку» республики — на Сабурову дачу. Для этой цели был даже выделен дефицитный в те времена автомобиль. Его специально дал нарком образования УССР Владимир Затонский.