Фрейдистом Франко не был. И не мог быть. Первая работа «венского шамана» по психоанализу появится только через два года. Но дух времени уже носился в воздухе, и будущий украинский классик, шагая в ногу с эпохой и даже чуть-чуть обгоняя ее, уже чувствовал, что под длинной юбкой скрывается не только Леся, но и некоторым образом… Олесь. Фразу по поводу мужских качеств Леси Украинки он ввернул настолько многозначительную, что начинаешь сомневаться в мужественности самого Каменяра: «Чи не одинокий мужчина»… А ты же кто тогда — обладатель псевдомопассановских усищ, строгавший детей, как матрешек?
А ведь в тех позабытых ныне боях определилась наша история на долгие-долгие годы. Могла же она повернуть совсем иначе — маятник качался, чашечки весов поднимались и опускались. Это задним числом легко рассуждать о железных «закономерностях» исторического развития. А в реальности одна удачно брошенная песчинка могла оказаться решающей — той самой, благодаря которой на башнях Кремля утвердятся красные звезды вместо двуглавых орлов, а в Харьков, откуда началось белое наступление на Москву, приедет новый правитель УССР — Лазарь Моисеевич Каганович, чтобы парадоксально продолжить дело не раз битого большевиками Петлюры и провести в Малой Руси тотальную украинизацию.
Участник этого боя Игорь Лоський свои воспоминания, опубликованные во Львове в 1929 г., завершил так: «Спомин про крутську трагедію мусить лишити як грізне memento нашого українського невміння організувати ті моральні сили, які в українстві є».
Леся Українка. Зібрання творів у дванадцяти томах Том 10. Листи (1876–1897). — К., 1978.
В крохотном подвальчике киевского букиниста на Пушкинской улице с легкомысленной вывеской «Купідон» у входа (согласно кащенковской орфографии) мне удалось поймать переломный момент истории — самое начало насильственной украинизации, которую потом подхватят большевики. Правда, буквально в двух шагах на той же улице все еще тосковали по твердому знаку — название ресторана «ОнегинЪ» даже весной 2013 года в Киеве имело в конце неискоренимый дореволюционный «ер».