В городах, где традиционно разговаривали по-русски, а также в Новороссии, в которой разговорным исконно был только русский язык, политику Кагановича и Скрыпника воспринимали когда с иронией, а когда и с откровенным раздражением. Профессор Толстой из Одессы даже высказался с полной откровенностью: «Я считаю всех товарищей, которые перешли на чтение лекции на украинском языке, ренегатами».
Десятки выданных благодаря кумовству Шевченковских премий не стоят ни одной строчки Михайля Семенко, которого не миновала пуля, но, слава богу, обошла эта позорная награда за выдающиеся достижения в области украиноязычной графомании.
Несчастная женщина, олицетворявшая для Лучени это самое ненавистное старое общество, умерла через час, а убийца, приговоренный к пожизненному заключению, еще успел настрочить мемуары «Я ни о чем не жалею» перед тем, как повеситься в тюрьме.
Полиция отметила, что частым соратником в ночных похождениях Вильгельма был член королевского дома Испании, который называл себя Фернандо Дукалем — и почти с уверенностью был доном Фернандо де Борбоном и де Маданом, графом Дуркальским. Хотя гомосексуальные связи во Франции не были запрещены законом, в отношении дона Фернандо все-таки удалось добиться выдворения из страны. Но чаще всего Вильгельм любил отправляться в походы по городским трущобам. Похоже, он не частил в лучшие гомосексуальные клубы Парижа, такие, как Carrousel или Madame Arthurs на Монмартре. Вместо этого, по сообщениям парижской полиции, он был «habitu» в «maisons spesiales» (вежливый французский термин для обозначения гомосексуальных борделей».
Это были остатки 11-й Красной Армии, разгромленной в жестоких зимних боях. Если пути были забиты поездами на 25 верст, то брошенная артиллерия и обозы вперемешку с конскими и человеческими трупами тянулись вдоль той же железной дороги, начиная от Моздока до станицы Наурской на 65 верст. «Огромные толпы пленных, — вспоминает Врангель, — тянулись на запад по обочинам дороги. В изодранных шинелях, босые, с изможденными землистого цвета лицами, медленно брели тысячные толпы людей. Пленных почти не охраняли, два казака гнали две-три тысячи. Выбившись из сил, больные люди падали тут же на грязной дороге и оставались лежать, безропотно ожидая смерти… Двое таких несчастных, перейдя предел человеческих страданий, бросились под колеса нашего поезда».
Как сказочного героя Божко не брала даже пуля. Во время очередных «переговоров» (разборок, по-нынешнему) петлюровский генерал Тютюнник выстрелил атаману из револьвера прямо в глаз. Но даже после это он уцелел, наводя ужас на публику папахой и черной повязкой, как у Кутузова.