– Само собой. Признайся, ведь ты некоторое время действительно был уверен, что имеешь дело со стригом, а? – Пивовар легонько ткнул его кулаком в сломанное ребро, и Курт задохнулся, невольно схватившись за бок ладонями. – Был?
Тот еще мгновение стоял недвижно, то ли порываясь сказать еще что-то, возразить, заспорить, то ли просто оттягивая тот момент, когда придется сделать то, чего делать не хотелось. Наконец, сняв с пояса такой же огромный, древний ключ, каким барон отпирал дверь на лестницу, он решительно повернул его в скважине.
После недолгого, но с удовольствием, купания в реке Курт ощутил, что стало словно бы легче думать. Хотя, может статься, просто ушло чувство неопределенности, преследовавшее его до разговора с Каспаром, и его рассказ, которому сам пивовар не придал значения и мог бы вовсе не упомянуть, всколыхнул стоячую воду мыслей, словно брошенный камень. Кругами, накладываясь одна на другую, стали тесниться версии, сметая друг друга и временами путаясь, однако теперь хотя бы было из чего избирать.
– Жара нет, – сообщил лекарь и, заглянув Курту в лицо, поинтересовался: – Ну, Гессе, как себя чувствуешь?
В зале его дожидались двое солдат, не пришедших на беседу вчера. Проведя довольно беглый опрос и не услышав, как и ожидал, ничего нового, Курт отпустил обоих весьма скоро, перейдя к насыщению; выяснять, что из его трапез считается обедом, а что завтраком или чем иным, он давно зарекся. Режим дня складывался в буквальном смысле как бог на душу положит, и с этим, похоже, предстояло смириться. За неполных три месяца, которые прошли со дня выпуска, распорядок сна и бодрствования не менялся, соответствуя тому, каким он был в академии, и сейчас их довольно бессистемное чередование несколько напрягало.
– Второе хуже. Теперь я такой ошибки не повторю; уж лучше я потом со своей грешной душой как-нибудь разберусь… – Курт отмахнулся, попытавшись вернуть себе спокойствие. – Как отец Андреас? С ним все в порядке?