Деревенский священник оказался вовсе не степенным стариком, отчего-то заранее нарисовавшимся в воображении Курта, – был он лет, наверное, сорока или тридцати семи-восьми, вряд ли больше, и непомерно стеснительным. Усаженный за стол подле аббатского места, он нервно ковырялся в снеди, больше перекладывая с одного края тарелки на другой, чем принимая ее внутрь, и все никак не мог избавиться от сложной смеси благочестия и почтительной полуулыбки на лице. Аббата же сегодня, как выражался наставник Курта по литературным наукам, «несло». Возможно, гость оказался тем самым козлом, которого некогда евреи гнали в пустыню в отпущение их грехов перед Создателем. В данный момент Создателем (dimitte, Domine) был майстер инквизитор, он же брат Игнациус, а грехами настоятеля обители – его смущение перед грозной инстанцией, незнание правил поведения с оной и раздражение на свое невежество.