Похоже, возможность выговориться у бедной женщины выпадает нечасто: то-то её так прорвало в ответ на нотки участия в моём голосе…
— Само-вар… Сроду такого не делывали… И к чему тебе, сосед, такая штука-то?
И кому мне тут, спрашивается, секретные чертежи "калашникова" рисовать? Куда ни кинь взгляд: "все воруют, кидают, режут друг дружку, в общем — всё, как обычно", как говаривал незабвенный Пендальф в "гоблинском" переводе…
— Далеко же забрались… А не врёшь? — монах ткнул культяпкой мне под нос. — Не советую лгать в святой обители, ох, не советую… Всё равно узнаем, ибо нет ничего тайного…
— Ну, если в ваших местах их называют "горшками" — то да, в горшках. Основные запасы — в лабазе у брата келаря, но тебе нынче туда соваться незачем. Ладно, покажи, на что ты способен, странник. Но смотри: испортишь провиант — с тебя взыщется!
Как выяснилось, Ясь подошёл к решению задачи с размахом: найденные прежде сокровища, а также опасение разозлить работодателя, то есть меня, в случае попытки тихонько улепетнуть со своей долей, поддерживали его энтузиазм. Вся внутренность места, где было некогда большое строение, была покрыта беспорядочной сетью неглубоких ямок, вырытых безо всякой системы, и, разумеется, почти совершенно без толку. Если не считать нескольких гвоздей и двух здоровенных уключин непонятного назначения — в такие пришлось бы вставлять вёсла толщиной с приличное бревно — единственными ценностями, обнаруженными бывшим подмастерьем, стали позеленевший медный гребешок со спинкой в виде извернувшейся лисицы и двуносый подвесной умывальник из керамики с поливой. Обломки лопаты и мотыги валялись воле ямы, подкопанной под основание порога здания. В этом качестве строители некогда использовали уложенный горизонтально известняковый столб квадратного сечения со слабо различимым рисунком.