— Не сказал бы, — кратко ответил д'Артаньян, легонько отстраняя под простыней шаловливую ладошку герцогини.
В обширной приемной, разумеется, уже не дрались даже в шутку — зато собравшиеся там оживленнейшим образом, нимало не понижая голоса, сплетничали как о женщинах, так и о дворе короля. Даже самую малость пообтесавшись в пути — то есть наслушавшись вещей, о которых в Беарне и не ведали, — д'Артаньян все же испытал форменный трепет, поневоле слушая все эти разговоры. Здесь с самым непринужденным видом перечислялись столь громкие имена и обсуждались столь сокровеннейшие подробности как любовных интриг, так и политических заговоров, что голова кружилась, как от вина.
Д'Артаньян, гордый победой и оттого великодушный, помог ему подняться, отвел к Люксембургскому дворцу и, усадив на ступени, позвонил в колокол у входа, справедливо рассудив, что обитатели дворца уже свыклись с подобными подкидышами не хуже монахинь, коим подбрасывают под ворота незаконнорожденных младенцев.
— Значит, Луи может теперь, как ни в чем не бывало, вернуться к исполнению своих обязанностей в Пале-Кардинале?
Прекрасная карета нюрнбергской работы, запряженная двумя сильными нормандскими лошадьми, показалась на улице Могильщиков и, проехав немного, остановилась как раз напротив ворот домовладения г-на Бонасье, напротив подпиравшего воротный столб Планше, — а тот, узрев хотя бы подобие развлечения, уставился во все глаза на столь знакомый д'Артаньяну экипаж.