— Боже мой! — сказала она сочувственно. — Что это мужичье с вами сделало…
— Охотно, — сказал д'Артаньян, и сам страстно желавший любой ценой увести разговор от опасной темы. — Не удручайтесь незнанием географии, герцогиня, к чему ее знать дворянам, если есть кучера? Они всюду довезут… Есть вещи, в коих вы несравненно более сильны…
Почему-то д'Артаньяну стало по-настоящему страшно — и от этих чеканных строк, срывавшихся с алых губок, и от ее бездонного хищного взгляда, слава богу, направленного на кого-то другого, кого не было здесь, и от самого древнего Лувра, наполненного призраками всех убитых здесь за долгие века. «Это смерть, — подумал он трезво и отстраненно. — Что бы они там ни затеяли, это сулит кровь и смерть, теперь в этом нет ни малейшего сомнения. Боже, вразуми, научи, как мне выпутаться из этой истории… Я ведь не собирался, всемогущий боже, ни во что ввязываться, я считал, что придумал веселую проказу, быть может, не вполне совместимую с дворянской честью, но я никому не хотел причинить зла, ты слышишь, господи? Она зовет кровь и смерть, как те ведьмы, о которых болтали наши гасконские старики…»
— Здесь? — спросил Арамис, невольно оглядываясь.
— Я понимаю, — сказал д'Артаньян. — Но не могу же я вернуться в провинцию?
— …я попросту отшвыриваю негодяя и высаживаю дверь, — сказал д'Артаньян решительно.