— Мы вас сделаем гвардейцем кардинала, — непререкаемым тоном прервала госпожа Кавуа. — Верно, Кавуа? Вы зачислите д'Артаньяна в роту — как-никак он уже прекрасно показал себя, в течение нескольких дней изрядно потрепав королевских мушкетеров, и не каких-то незаметных замухрышек из задних шеренг, а отпетых бретёров Атоса, Портоса и Арамиса. Почему вы удивляетесь, д'Артаньян? Обо всем происходящем в Париже я осведомлена не хуже полиции. Итак, де Кавуа?
— Наоборот, — сказал д'Артаньян, размашисто шагая следом за провожатым по набережной одного из многочисленных каналов. — Так и передайте — Арамис настроен самым решительным образом. В канал этого д'Артаньяна, в канал! А до того — нож ему в спину!
— Имею, ваша светлость, — заторопился хозяин. — У меня тут прижился один расторопный малый, которого я бы вам с превеликой охотой рекомендовал. Право слово, из него выйдет толковый слуга, вот только сейчас у него в жизни определенно наступила полоса неудач…
В следующий миг порог камеры решительно переступил Луи де Кавуа, капитан мушкетеров кардинала. Опираясь на украшенную лентами трость с золотым набалдашником, он остановился в дверях, словно в раме картины, и, держа на отлете свиток пергамента, принялся разглядывать всех присутствующих с видом небрежным и высокомерным.
— Это черт знает что такое! — кричал с английским выговором обладатель решительного подбородка. — Ваши кости залиты свинцом! Вы, сударь, определенно из тех, кто не надеется на фортуну и пытается ее подправить собственными усилиями… Я достаточно ясно выразился, надеюсь?