Оказавшись на улице, он огляделся. Капуцина в пределах досягаемости взора не наблюдалось. «Черт бы их побрал, опытных шпионов, — подумал д'Артаньян. — Может, они как-нибудь ухитряются, без всякой помощи нечистой силы, следить так, что их самих вовсе не видно? Нет, в конце концов, тут не беарнские леса, где можно затаиться в кустарнике, за деревом, на ветках наконец…»
— Этот болван не способен отличить мертвого от живого, а больного от здорового!
— Да конечно, ясное дело… — протянул д'Артаньян растерянно. — И все же дуэль есть дуэль, испокон веку так заведено…
Вслед за тем она отправилась к себе и облачилась в самое строгое траурное платье, какое только отыскалось в гардеробной. Женщина в таком наряде за пол-лье опознавалась как безутешная вдова.
Вообще страна, где ему довелось пребывать, была, по сложившемуся уже у д'Артаньяна стойкому убеждению, какая-то нелепая. Дома кое-где расположены ниже уровня моря, и паруса кораблей виднеются выше черепичных крыш; крестьяне покупают картины, словно господа; у них тут есть правитель, тот самый статхаудер, из благородного дома принцев Оранских, но власти у него, пожалуй что, нет никакой; страна помешалась на цветах вроде тюльпанов, и за редкую луковицу платят столько, что в Париже на эти деньги можно было бы купить домик; садовникам, будто они благородные шевалье, даровано право ношения шпаги, но вызовов на дуэль они, извращенцы, решительно не принимают (д'Артаньян уже осторожненько наводил справки), так что решительно непонятно, зачем им нужна шпага на боку, грядки пропалывать, что ли, или в камине ворошить?! И почти они все тут гугеноты — даже не гугеноты, собственно говоря, а кальвинисты, начиная с принца Оранского, и есть еще какие-то анабаптисты, меннониты, ремонстранты, арминиане и даже приверженцы загадочной армянской церкви — полюшко непаханое для святой инквизиции…
Он прекрасно видел, что комиссара раздирает нешуточная внутренняя борьба. Ему не хотелось связываться с родными влиятельного де Тревиля — но, с другой стороны, названные гасконцем имена произвели не менее сильное впечатление. К тому же взгляд комиссара то и дело обращался к ящику стола, где так уютно покоились сорок луидоров прошлогоднего чекана…