Морин не желала, чтобы мы пришли ее проводить. В день ее отъезда я встала рано утром. Мне хотелось мысленно с ней попрощаться и пожелать доброго пути, когда ее автобус будет отходить от станции. Я подошла к окну, посмотрела на холодное и мокрое небо и подумала о том, будет ли Морин скучать и вспоминать нас. Я в свое время с опаской отнеслась к идее ее переезда в Нью-Йорк. После ее приезда я занималась собой, и у меня не было на нее времени. «Прости, Морин, – сказала я в тот момент, когда ее автобус должен был тронуться, – прости меня за все».
Я собрала все свои вещи в два ящика из-под молочных бутылок и в большой мусорный мешок, вышла на улицу, поймала такси и доехала до дома Эрика в центре города. Швейцар в ливрее с галунами вежливо открыл мне дверь и настоял на том, чтобы взять у меня ящики.
Я объяснила ему, что мои камни очень ценные и я лучше сама себе их оставлю, чем буду продавать ниже рынка.
Мы рассмеялись, но потом резко замолчали. Я посмотрела на свои руки и увидела, что они трясутся.
Доктор сказал, что мне очень повезло. Мне сделали трансплантацию кожи, которую с ляжки пересадили на наиболее обожженные места на животе, ребрах и груди. После того как операция была закончена, всю мою правую сторону тела закрыли повязками.