«Но не мечтай о том, что я стану твоей подружкой! – предупредила его я. – И это совершенно не значит, что мы можем целоваться».
Мы навалили камней на матрас и стали ждать. Наше ожидание не было долгим. Вскоре появился Эрни со своей командой. Каждый из них управлял велосипедом одной рукой, а в другой держал большой камень. Они ехали гуськом, впереди всех был Эрни. Мы поняли, что можем попасть в несколько человек сразу.
Когда нам подключали электричество, мы ели много бобов. Большой пакет фасоли пинто стоил меньше доллара, и этой еды хватало на несколько дней. Если добавить в фасоль ложку майонеза, получалось вкусное блюдо. Кроме этого, мы ели много риса с сардинами, которые, по словам мамы, были очень полезны для мозгов. По вкусу сардины уступали тунцу, но были гораздо лучше кошачьих консервов, которыми нам время от времени приходилось питаться, когда денег совсем не было. Иногда на обед мама готовила много попкорна. Мама говорила, что в кукурузе есть клетчатка, а в соли – йод, который предотвращает болезни щитовидной железы. «Я же не хочу, чтобы мои дети выглядели, как пеликаны», – объясняла она.
Билли возразил мне, что я вообще ничего не понимаю в отношениях мужчин и женщин. Он сказал, что некоторые мужчины, когда целуют женщин, вонзают в них ножи. Особенно в тех женщин, которые не хотят целоваться. Он сказал, что такого он со мной никогда делать не будет, и придвинулся еще ближе.
«Ты думаешь, что ты лучше нас?» – спросила черная девочка с миндальными глазами.
Эрма не любила чернокожих и чаще всего называла их нигерами. Ее дом был расположен на Корт-Стрит на самой границе с районом, где жили черные. Эрме очень не нравилось, что черные переселяются в ее район, и она говорила, что они являются причиной кризиса и упадка Уэлча. Она никогда не раздвигала шторы в гостиной, и зачастую было слышно, как черные, идущие по улице в центр города, разговаривают и смеются. «Чертовы черножопые, – бормотала Эрма. – Я вот уже пятнадцать лет из дома не выхожу, потому что не хочу на улице с нигерами встречаться». Мама с папой не разрешали нам использовать слово «нигер», и объясняли, что это слово хуже, чем самое плохое ругательное. Но Эрма была нашей бабушкой, поэтому, когда она его произносила, я никак это не комментировала.