Это было очень эффективное приспособление, единственным недостатком которого было то, что всю ночь я должна была спать на спине. А это было непросто, потому что холодными ночами я любила закутаться одеялом с головой. Кроме того, мое приспособление было сложно надевать, и я надевала его в темноте, чтобы меня никто не видел.
Пять долларов – это два дня еды. Полгаллона молока, батон хлеба, дюжина яиц, две банки скумбрии, немного яблок и попкорн. Папа даже не удосужился сделать вид, что деньги ему нужны на что-то полезное. Он не спорил, не уговаривал и не шантажировал меня, чтобы я ему эти деньги дала. Он просто ждал, пока я достану «пятерку», и был уверен в том, что я не смогу ему отказать. И я действительно не нашла в себе силы ему отказать. Я достала пластиковый кошелек и медленно протянула ему мятую пятидолларовую банкноту.
Пока мы жили в Мидленде, мама сделала несколько десятков зарисовок того самого дерева юкки. Все мы шли с ней к тому странному дереву, около которого мама и давала нам урок рисования. Однажды я заметила, что поблизости от старого дерева пробивается небольшой новый росток. Я решила выкопать его и пересадить ближе к дому. Я сказала маме, что буду защищать его от ветра и поливать каждый день, чтобы дерево выросло высоким и стройным.
Спустя два месяца после нашего переезда в Блайт, когда, по словам мамы, она была уже на двенадцатом месяце беременности, она родила. Мама пробыла в роддоме всего два дня. По прошествии этих двух дней мы вместе с папой подъехали к роддому, папа вышел, а мы остались ждать в машине. Уходя, папа не выключил мотор. Папа с мамой выбежали из здания роддома. Папа обнимал маму за плечи, а мама держала в руках сверток и хихикала так, словно украла что-то из магазина «Все по десять центов». Я поняла, что они «выписались» по-бразильски.
Папа громко рассмеялся, но смех перешел в кашель.
Через несколько дней после возвращения домой я снова варила на плите сосиски. Я была голодна, а мама в соседней комнате рисовала свою картину.