Цитата #287 из книги «Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова»)»

В 1911 году о широком распространении «москвофильских» настроений писал М. С. Грушевский, в течение 20 лет (1894—1914) живший в Галиции. Правда, Михаил Сергеевич винил в этом вождей галицкого украинофильства, в частности, украинофильских депутатов австрийского парламента, которые вместо того, чтобы отстаивать интересы населения и тем самым зарабатывать политический капитал, занимались тем, что распевали хором в парламенте «Ще не вмерла Україна». «Пели, говорят, неплохо, но этими манифестациями, которые имели бы значение лишь при крайне напряженной борьбе, и вообще целой своей тактикой навыворот: на словах сердито, на деле слабо, они подорвали уважение к себе у парламента и у правительства. Оно почувствовало хорошо, с каким легкомысленным элементом имеет дело» {470}. А в то же самое время «крепло и вырастало вновь москвофильство, энергично ведя политическую работу в народных массах в свою пользу среди политического застоя украинского» {471}. «Тогдашние „украинофилы“ или „народовцы“ ограничивали свой патриотизм литературой, борьбой с кацапами, жизнью в сиянии австрийской лояльности» {472},— свидетельствовал и другой известный «национально сознательный» деятель А. Чайковский.

Просмотров: 4

Тем временем людей о желательности нового языка как раз и не спросили. Да и слова, которые отыскивали в «глубинах истории» (т. е. в периоде до воссоединения Малой и Великой Руси, когда еще не было «насильственной русификации»), вводили вместо русских, на поверку оказывались не народными, а польскими. Наиболее яркий пример: изгнание из украинского языка слова «город», объявленного «русизмом», и замена его извлеченным из «глубин истории» словом польского происхождения «місто». Между тем, слово «город» употреблялось в Юго-Западной Руси с давних пор, известно еще из киевских летописей и зафиксировано во множестве географических названий (Вышгород, Миргород, Ужгород, Шаргород). Таких примеров можно привести многие тысячи (далеко не полный перечень польских заимствований интересующиеся могут найти в книге А. И. Железного «Происхождение русско-украинского двуязычия в Украине», К., 1998).

Просмотров: 4

Теперь Модест Филиппович признавал, что «постоянно приходится слышать упреки в том, что „украинского литературного языка“ „наш народ не понимает“, а книжек наших читать не может и не хочет» {184}. Упреки эти, замечал он, раздаются не только из лагеря «врагов наших», которые «говорят, что это выдуманное польско-галицкое „язычие“, „жаргон“, даже „тарабарщина“, что народ наш лучше понимает русский язык, чем „так называемый "украинский" язык“» {185}. И не только от тех, кто «не враги, а вроде бы друзья наши, которые сами называют себя „тоже малороссы“; от таких людей часто приходится слышать вот такое: — „Помилуйте, что это за язык в ваших книгах и газетах? Я ведь тоже малоросс, но никак не могу понять такого языка; возьмешь эту вашу "Раду" и что ни строчка, то и зацепишся… Я сам очень люблю малорусский язык, песни, с удовольствием читаю и Шевченку, и Котляревского, но ваших книг и газет читать не могу“» {186}. Критикуют «украинский язык» за непонятность даже «сознательные украинцы». «Про них,— отмечал М. Ф. Левицкий,— за исключением очень немногих, нужно сказать, что всякий из них считает себя знатоком украинского языка и немилосердно критикует язык наших газет и книжек, но как сам напишет что-нибудь, то, в основном, очень плохеньким языком» {187}.

Просмотров: 4

Впрочем, уверял Стешенко, язык получился «не такой уж плохой». В том, что он непривычен для украинцев, нет ничего страшного. «Не привычка может перейти в привычку, когда какая-то вещь часто попадает на глаза или вводится принудительно. Так происходит и с языком. Его неологизмы, вначале „страшные“, постепенно прививаются и через несколько поколений становятся совершенно родными и даже приятными» {220}. В Галиции новый язык тоже был принят не сразу, но после введения в школы приказом сверху, с течением времени «сросся с душою галичан, стал ее содержанием. Может, плохим? Не спорю. Но содержанием — единственно возможным» {221}.

Просмотров: 5

Выступление в печати достопочтенного поэта-культуролога напомнило мне эпизод из античной истории. В свое время этот случай вдохновил Александра Пушкина на написание стихотворения «Сапожник», фрагмент из которого вынесен в эпиграф. Древнегреческий художник Апеллес имел обыкновение выставлять нарисованные им картины в людных местах. Считая народ лучшим критиком и ценителем, живописец внимательно выслушивал мнения о своем творчестве проходивших мимо людей. Однажды некий сапожник заметил ему, что сапог на одной из картин изображен неверно: на внутренней стороне обуви нарисовано на одну петлю меньше должного. Художник поблагодарил специалиста по сапожному ремеслу и тут же исправил оплошность. Вдохновленный этим, сапожник принялся критиковать всю картину: и нога не так изображена, и все остальное. В конце концов, Апеллес не выдержал: «Сапожник, суди не выше сапога!»

Просмотров: 3