Тема «Женская судьба в произведениях Т. Г. Шевченко» изучена у нас вроде бы достаточно. Общеизвестно, сколько теплых и сочувственных строк посвятил поэт соблазненным и покинутым девушкам-покрыткам, с каким жаром обличал он их коварных соблазнителей — панов и москалей. Менее известно, что сам Тарас Григорьевич не был в этом отношении безгрешен.
Единственное, на что сетовали украинофилы, так это на свой народ, который, в отличие от оккупантов, не придает значения борьбе за «чистоту родного языка». Разговорный язык галичан, указывали «национально сознательные» деятели, «очень далек от образцового литературного языка». Очень много в нем (народном языке) «старых слов, которые уже вымерли и в литературном языке не употребляются (архаизмов, напр., „много“, „случай“)». Кроме того, сокрушались ненькопатриоты, разговорная речь населения изобилует провинциализмами, вульгаризмами и, самое печальное, чужими словами, которые «напрасно засоряют наш язык» {540}. В разряд чужих слов попадали теперь уже не только русизмы, но и полонизмы. В связи с изменившейся политической конъюнктурой украинофилы «забыли» об «украинско-польском братстве» и говорили о «братстве» украинско-немецком: «На протяжении столетий продолжается и крепнет духовная связь западного украинства с немецким миром. Сознание этой связи укореняется со временем в народных массах и становится причиной восторга, с которым украинская школьная молодежь льнет к языку немецкого народа» {541}.
Кроме того, известно, что валуевский циркуляр открыто поддержал крупнейший на то время украинский писатель А. П. Стороженко. Вряд ли он стал бы это делать, если б запрет был направлен против литературы (представителем которой Стороженко являлся), а не против политики.
«Руководители украинского движения настаивают на введении в Украине особого государственного языка и притом такого, который бы не явился продуктом органического развития, но искусственно создан с определенным и ясным расчетом на то, чтобы сделать его возможно менее похожим на общерусский язык. С этой целью в него включено множество слов и форм, чуждых не только великорусскому, но и малорусскому языку, что делает его мало понятным даже и для малорусского населения. Стремление к замене общерусского литературного языка в будущей Украине таким искусственно созданным и недостаточно еще разработанным языком грозит задержкою развития образованности того народа, который вынужден будет им пользоваться» {227},— предупреждали профессора Киевского университета в своем «Протесте против насильственной украинизации Южной России».
Ни в коей мере не хочу упрекнуть глубокоуважаемого Хоменко, поэта, культуролога, в сознательной лжи. Причина слабых мест в его статье — другая. Мой достопочтенный оппонент, как бы это мягче выразиться, не совсем хорошо знает жизнь и творчество Тараса Григорьевича Шевченко, о котором громогласно взялся высказываться. Надеюсь, г-н Хоменко не обидится, если я укажу на отдельные неточности в его по-своему увлекательной работе.
«Почти все образованные люди на Украине, за немногочисленным исключением, употребляли русский язык,— признавал Д. И. Дорошенко, занимавший при Скоропадском должность министра иностранных дел.— …Да и в народе уже исчез тот чистый украинский язык, который мы видим в произведениях Мирного, Левицкого, Гринченко. Его приходится возрождать главным образом с помощью школы» {249}. На самом деле «чистый украинский язык» вышеуказанных писателей не «уже исчез», а никогда не употреблялся народом, но такого самоубийственного признания ненькопатриот позволить себе не мог. Он только проговорился, что даже с помощью школы возрождать «рідну мову» оказалось затруднительным — ее не знали не только ученики, но и учителя-языковеды. «Нельзя было одними декретами заводить украинский язык в школе, так как они все равно оставались бы на бумаге, нужно было дать возможность самим учителям овладеть языком, подготовиться к преподаванию на нем, подготовить все необходимые учебники, установить терминологию и т. д.» {250}