А затем… Дальнейшее вспоминать нет никакого желания. Пыточных дел мастер действительно знал своё дело, и, когда меня спустя бесконечность отволокли обратно в камеру, не было ни одного участка тела, который бы не болел. Мне кажется, происходи всё это в реальности, у меня бы тысячу раз могло остановиться сердце — по крайней мере, много раз казалось, что оно вот — вот вырвется из груди. Но в игре этого не было предусмотрено, и оставалось только по возможности стойко сносить все те изысканные пытки, которые штатный тюремный душегуб считал нужным применять. Он работал не спеша, с чувством, с толком, и, от чего было особенно жутко — молча. Единственной радостью, вызвавшей приступ совершенно дикого смеха, который весьма удививил палача, было сообщение о том, что сила выросла на единицу. Это произошло, когда я бился в оковах, безуспешно пытаясь вырваться.
— Хорошо. Мне тоже приятно, что хоть кто‑то разумный появился тут, с кем можно перекинуться словечком…
Итак, вопрос с разведкой решился, и следующим пунктом надо было думать, как же повышать обороноспособность цитадели. Вспомнил, как быстро и оперативно разбойники почти решили проблему с проникновением внутрь, представил толпу мертвецов, едва ли не в десять раз большим количеством, и как‑то грустно стало. Такая ватага способна вломиться внутрь за считанные секунды, даже если стрелять по ним, и даже несмотря на магию.
Скрипнул зубами — была куча времени, чтобы сделать всё с чувством и с толком, а получалось как всегда — в последний момент… Ежедневная тренировка в фехтовании, похоже, тоже уже не светила, как и забавы с девками, сидение у камина с кубком вина, и успевшая уже полюбиться банька… Тело затекло от долгого сидения на драконе, от постоянного пронизывающего ветра, который проникал сквозь складки плаща и добирался своими холодными пальцами до моей измученной тушки. Я продрог до костей, и подумывал даже — не спрыгнуть ли вниз и не переместиться ли таким образом поскорее на базу, чтобы избежать долгого пути назад… Короче, настроение было сквернейшее.
И хитро так подмигнула. Ну и что мне оставалось после этого? Мы быстренько юркнули в спальню, и куда только усталость девалась… Спустя какое‑то время я, наконец, шатаясь выполз оттуда, преследуемый клокочущей огненной курицей — от которой только вяло отмахивался, закрывая дверь, ибо достала неимоверно… Всё‑то ей интересно, и туда надо залезть, и то надо посмотреть, и сюда заглянуть, утомила… В следующий раз в чулан какой‑нибудь запру перед этим самым, а то — хуже, чем ребёнок маленький…