Зал взорвался аплодисментами; весь мир уже поздравлял поимщиков Фионы Хайбридж.
Дэн встал, отвернулся. Мэй слышала, как он дышит — раздраженно сопит.
Уже который год больше всех людей на свете она ненавидела Мерсера. Это не новость. Он всегда обладал уникальным талантом доводить ее до остервенения. Его профессорское самодовольство. Его антикварный гон. А больше всего его исходное убеждение — глубоко неверное, — будто он понимает ее. Он знал Мэй фрагментами, которые нравились ему, не раздражали, и он внушал себе, что это и есть ее подлинная личность, ее суть. Да что он понимал.
— Так, — сказала Мэй и глянула на запястье. — Многие просят вернуться к акуле, и уже начало второго, так что мы, пожалуй, вернемся. — И она покинула морского конька, а тот на секунду обернулся, будто не хотел, чтоб она уходила.
— Невероятно. Это какой бюджет на это нужен?
— Просто каяки? Ты знаешь, что каякинг — это индустрия на три миллиарда долларов? А ты говоришь — «просто каяки»! Мэй, ты что, не понимаешь? Тут все связано. Ты делаешь свою часть. Ты у-част-ву-ешь.