В общем, ушел я без пыли и шума. Никто ко мне даже не обернулся; а в подворотне я чуть не сбил с ног еще одного типа – так стремительно выскочил на улицу.
– Аболиционистам! – поправил мальчика Олег Иванович. – Здесь их так называют – во всяком случае, журналисты и народовольцы. Не будем идти против традиций.
Олег Иванович нашел в себе силы только на то, чтобы кивнуть. Ноги его не держали; и лишь самолюбие не позволяло ему, доковыляв до стенки, рухнуть на скамейку. Схватка с бароном продолжалась около пяти минут, и эти минуты буквально высосали из него силы. Руки предательски дрожали; чтобы никто, не дай бог, этого не заметил, Олег Иванович небрежно (каким усилием далась эта небрежность!) сложил ладони на эфесе шпаги, упертой в носок туфли. Надо было что-то сказать, но он боялся, что голос предательски собьется, выдавая усталость.
– Пап, вот флешка с картинками, ты просил…
Впрочем, пока он ничего не знает – и пусть так оно и остается. А может, с лейтенантом я тоже зря парюсь: ну заметит несообразность, удивится, так мало ли что там художники нарисуют? Авось и пронесет. Как там отец шутил? Русский дух стоит на трех вечных понятиях: «Авось, небось и накося выкуси». Судя по мне – так оно и есть.
– Ну, Овчинников, ты меня сегодня приятно удивил, – произнес математик. – Проверю, что ты там накропал. Аллес гут, ду канст вег геен.