Отец как-то рассказывал, что немецким кавалеристам во времена Первой мировой войны предписывалось при прохождении через город или там село подвешивать под хвосты их скакунов особые «навозосборники» – проще говоря, полотняные мешки. Но, похоже, до Москвы это нововведение если и дойдет, то никак не раньше одна тысяча девятьсот четырнадцатого года. А может, и тогда не дойдет – ведь немцы-то до Москвы так и не добрались.
– Отложили третий листок! Четвертая задача, камераден…
– Если я правильно вас понял, эти часы вам неинтересны? Что ж, очень жаль, что отнял у вас время…
– Пап, ты здесь? Вот здорово! Не волнуйся, у нас все в порядке, просто тут ТАКОЕ…
Зря, как выяснилось, я торопился. Ничего хорошего на улице меня не ожидало. Асфальта не было – все та же корявая булыжная мостовая. Вместо машин – одинокая коляска, влекомая меланхоличной клячей, на углу стайка мальчишек в нелепых картузах, полицейский… Нет, не привычный московский в черном бронике, кепи-бейсболке, при металлоискателе, «макаре» и наручниках. Если бы! Да я бросился бы к такому, размазывая слезы счастья по физиономии и умоляя отвести к маме. Но, увы. Местный страж порядка оказался необъятным дядей в белом кителе и фуражке, укрытой белым же полотняным чехлом. На одном боку у него красовалась шашка (память услужливо подсунула слово «селедка»), а на другом – монструозных габаритов револьвер. Следовал этот служитель закона по противоположной стороне улицы, степенно раскланиваясь с обывателями. А ведь если он сейчас обернется и увидит меня – будут проблемы!
– Слушай, Оль, – решился наконец перебить сестру Роман. – Так ты что, уверена, что этот… как его… «переход»… и правда где-то здесь есть?