«Железный дровосек», улёгшийся рядом со мной на носу барки, пошевелил губами, почесал свою стриженую голову, хмыкнул. Его это «не греет». Ни моя воля, ни вымершая от голода вотчина. Он сам по себе, привык в лесу больше с деревьями и зверями общаться, чем с людьми.
Николай уже вылез вперёд, уже, в обычном при покупке стиле, хает товар. Раб — худой, битый, поротый, многократные побеги, стёртые ноги…
Хохрякович рапортует: «процесс закончил». Как говориться в древних арабских книгах: «и на её ягодицах расцвели алые розы любви». Мда… Мыть придётся.
Аким несколько мгновений в бешенстве смотрел на меня молча, сосредоточенно исполняя вдумчивые жевательные движения. Рушников в конюшне нет, поэтому он работает в виртуале: видно, что жуёт. А вот что жуёт — не видно.
Можно продавать земли, если не майорат. Можно войти в долю в купеческое предприятие. Но — только в долю! Причём — не деньгами.
Вой у меня в коленях переходит в истерическое безудержное икание. Вот только этого мне не хватало. Даже воды под рукой нет!