Я не имел ни малейшего понятия, где и при каких обстоятельствах Ла’Трой нашёл эту девушку. Я не знал, кто она такая, где она училась и у кого. Но я мог поклясться чем угодно: подобного голоса я не слышал никогда в жизни. Можно было отдать всё, лишь бы этот голос продолжал звучать. Терялись слова, терялась музыка, оставался только этот голос; сильный, мягкий, со сложными обертонами. От его звучания по спине пробегали мурашки, а сердце и разум переполнялись сумбурными и неопределёнными ощущениями и предчувствиями. Прима оперного театра, услышав его, должна была пойти и повеситься от осознания собственной никчемности и бездарности.