Отпустив взмахом руки подчиненных, что живо разбежались по купе, Михаил вышел в тамбур, спрыгнул на заскрипевший под ногами песок и тут же окунулся в липкую тридцатиградусную жару, что показалась ему хорошо протопленной парилкой.
Генерал-адъютант Арчегов с шумом выдохнул, потрясенно всматриваясь в большой экран, на котором замерло черно-белое изображение кадра кинохроники. Фильм привез вчера прибывший из Германии военный представитель императора генерал-майор Петров.
– Один из их революционеров перед казнью сказал, что отечество на подошвах ботинок не унесешь… – Гудериан в горькой усмешке скривил губы. – Идти к злейшим врагам и просить у них милости?! Ваши могли перебить вчерашних врагов, однако послали сюда эшелоны с хлебом для наших голодающих детей, а они только грабят! А их помощь?
Потому Гудериан сделал вывод, который посчитал абсолютно верным – «бить так бить», – а танки более всего подходили для этого правила. Да и время для начала наступления он подобрал с расчетом – утренняя дымка прикроет атакующие танки, а восходящее солнце будет если не слепить глаза, то отвлекать внимание и не давать точно прицелиться французским артиллеристам.
Подполковник Михаил Вощилло вытер сухим платком текущий со лба пот, казавшийся расплавленным сургучом. В таком натуральном пекле ему еще не приходилось бывать, хотя военная служба помотала его по свету изрядно, с одного края на другой.
– Ваше высокопревосходительство! Катер подан!