– Вам просили передать, сеньор, – «бабушка приехала»!
Пожал плечами Арчегов и непроизвольно повел шеей – непривычно тугой воротник, с трудом повязанный галстук, пиджак из дорогой ткани были ему совершенно непривычны. Он понимал, что выглядит в опытных полицейских глазах белой вороной, как и сидевший напротив него, но не в черном, а темно-синем костюме бывший красный комбриг.
Дикие яростные крики раздались повсеместно, отражаясь от стен зданий, – на две вражеские машины, невзирая на плюющиеся свинцом башенные пулеметы, скосившие очередями десятки безумцев, набросились со всех сторон многие сотни людей, буквально облепив их, погребя под живыми телами бронированные корпуса.
Михаил Александрович почти кричал – ему не требовалось входить в роль, он сейчас не играл, а жил. И в который раз убедился, что люди, не желающие видеть, слепы, хоть и зрячи. Но короли притом губят не только себя, но и свои страны. Он, зная по обстоятельному рассказу Арчегова, что случилось в той, его истории с Югославией, чуть ли не взбесился, разъяренный мыслью, что вся кровь, что пролили русские солдаты, спасая Сербию, оказалась напрасной.
– Но как же, – Михаил Александрович искренне удивился, – ты же сам мне рассказывал?!
Вопросы из майора посыпались градом. По мягким интонациям в голосе Гудериан сразу же опознал уроженца бывшей «двуединой» монархии, а из них, в отличие от урожденных пруссаков, таких, как он, солдаты плохие. Не воины они, мало злости, да и бездельники поголовно – то скрипки мучают, то стишата сочиняют, то вообще дурью маются.