Боль терзала каждую клеточку прежде сильного тела. Надсадно ныли сломанные ребра, истерзанные руки и ноги словно облили кипятком – настолько их изувечили чекисты.
– Михаил Александрович, а ведь турки совершенно не укрепили береговую оборону, даже нашими брошенными батареями не воспользовались. Поразительное недомыслие!
Корабли передавались белой флотилии на Мурмане, потому с питерскими рабочими рядом работали инженеры и мастера, прибывшие с Николаевских верфей.
– Ты сама не знаешь насколько! Для меня эти полгода, что с румынской кампании прошли, один сплошной медовый месяц. Ты понимаешь, родная, необычно все – привык к войне настолько, почти сросся с ней, что не думал о семье. И теперь отвыкаю – как с тобой мне хорошо!
Верили «вражеской агитации» почти все пролетарии, несмотря на усилия Смольного, ибо пример наглядный был перед глазами. На Адмиралтейской верфи всю зиму ремонтировали крейсер «Адмирал Макаров», эсминец «Изяслав» и подводную лодку «Гепард», отбирая у города чуть ли не половину электричества и угля.
С уходом в главную базу относительно нового линкора и «новиков» в гавани оставался достаточно сильный союзнический отряд, способный огнем своих орудий поддержать высаживающиеся с транспортов части 1-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Слащева, что должен был очистить от османов все побережье вплоть до Батума, а потом нависнуть с севера над турецкой крепостью Эрзерум.