Михаил очнулся от резкого голоса друга и вгляделся в лицо офицера – молодое, резкое, с угловатыми чертами. Под хищным носом красовались знаменитые на весь мир усы «а-ля кайзер Вильгельм II», вытянутые, с закрученными вверх кончиками. И подбородок волевой, вперед выдвинут – такие офицеры себе цену знают.
Флот за один роковой день марта потерял сразу два бывших американских броненосца, купленных по дешевке у вовремя подсуетившихся янки (ибо приобретать устаревшие корабли никто в мире сейчас не желал), – «Киликис» подорвался на мине и перевернулся, разделив судьбу флагмана адмирала Макарова под Порт-Артуром.
На западной окраине города громыхнули пушечные выстрелы, в перебранку снова вступили пулеметы – далеко над домами поднимался черный столб дыма, уходящий в серое хмурое небо. Там продолжали сражаться с конармейцами отступившие до самой границы разрозненные подразделения и группы немецких белогвардейцев. Они дрались вяло, не как прежде, видя, что сдержать яростный напор красноармейцев уже не удастся. И помощи, на которую германские офицеры и несознательные солдаты так рассчитывали, им не будет.
Гудериан не замечал горячий пот, выступивший каплями на его лбу. Действительно, что мешает такому случиться и сейчас, а на роль «маленького корсиканца» вполне подойдет сам Троцкий, которого уже вслух везде стали называть «первым маршалом революции».
Молодой король Александр в своем государстве находился в двусмысленном положении чуждой народу марионетки – он был вынужден испрашивать согласия практически во всех делах у французского Верховного комиссара, что вел себя, на взгляд Арчегова, как американский посол в «банановой республике» или пахан на зоне.
Гудериан вздохнул с нескрываемым облегчением, с души словно упал тяжелый камень. Теперь он уже не сомневался, что сделал правильный выбор, ведь недаром считал, что слова «Дойчланд юбер аллес» – «Германия превыше всего» – и определяют судьбу каждого немца.