Бывшему майору рейхсвера откровенно повезло – после неудачного мятежа он с несколькими десятками немцев, преследуемых по пятам всадниками Рокоссовского, жаждавших мести, сумел перейти Арденны и сдаться бельгийцам, которые встретили перебежчиков на удивление доброжелательно, будто и не было войны.
Сталин, как всегда, говорил медленно и очень осторожно. Он не был искусным политическим оратором, опытным трибуном, как признанные вожди партии, а потому всегда старательно подбирал слова, тщательно обдумывая каждую мысль.
У Лобного места застыл грузовик, кузов которого был набит ящиками, а рядом с ним лежали несколько тел в гимнастерках с зелеными «разговорами» – такие Фомин впервые увидел, никак не думал, что в Москве могут быть пограничники.
– Не согласный я, Семен Константинович, не обижайся! Мы с Контрой до самого Парижа дойдем!
– Растопыренными пальцами бить не будете, удары нанесете одновременно, чтобы сковать наши резервы! – Мойзес на объяснения Фомина совершенно не обратил внимания. – У вас не так много войск, чтобы снова позволить нам встречать их поочередно, как в девятнадцатом году – вначале разбив Колчака, затем Юденича, а напоследок и самого Деникина. Нет, второй такой раз вы нам не предоставите, урок для себя извлекли!
– Потряхивает меня, Машенька, словно в бой сегодня идти. Маята на душе одна сплошная, чувствую какую-то пакость, близкую, грядущую, а что и где, не могу понять…