– Можно и так, но это уже похабщиной отдает, с душком – все же не с врагами дело имеем, а с союзниками.
Помощь французов являлась воистину «щедрой» – десяток ручных пулеметов «Шош» оказались той еще дрянью, склонной ко всяким поломкам, а две сотни «Лебелей» лишь наполовину покрыли необходимое для поредевшего батальона число ружей. Патронов выдали самую малость, их хватило ровно на сутки боя.
Надавали полякам хорошо, помяли бока, как говорится, но Михаила до сих пор корежило при лицезрении ордена Красного Знамени, что вручил ему Тухачевский. Прицепить его на мундир было противно, словно наплевать на павших друзей, да и сродни безумию, а выкинуть рука не поднималась – хоть и дан знак большевиками, но ведь за войну с поляками, а потому вроде как за правильное дело.
– Что вы намерены предпринять, Анатолий Анатольевич?
– И это еще не все – скоро сюда припожалуют еще полмиллиона русских коммунистов, половина из которых опытные и умелые солдаты. Ведь у их Фрунзе остались самые надежные и отборные части, что прикрывают эвакуацию из Москвы.
Так что приходилось договариваться, что произошло в Вашингтоне, как и в оставленной Арчеговым реальности, но годом позже и в Стокгольме, в июне 1924 года, чего вообще не было, но данную встречу можно даже назвать аналогом европейского «Рапалло», если бы не ее совсем иные итоги.