Григулеску содрогнулся – видение собственных дымящихся мозгов настолько его потрясло, что он трясущейся рукою еле засунул «браунинг» в кобуру. Вытер выступивший на лбу пот и вспомнил французского офицера, что предлагал ему сдаться казакам.
Все не скрывали удивления – к доводам Дзержинского Владимир Ильич всегда прислушивался, а тут наотрез отказался их даже выслушать, не дал ничего сказать, перебив, буквально смяв, доводы председателя ВЧК неистовой горячностью.
Напрочь пропал дух горделивой столицы, Северной Пальмиры, что нынче, как вороватая крыса, перебралась в прежде мещанскую Москву. Разом потускнели величественные золотые купола имперских соборов. Да и сам город, превратившийся в 1914 году на волне германофобии в Петроград, а теперь стараниями главного большевика Зиновьева, что на самом деле носил совсем иную фамилию, переименованный в Петрокоммуну, стал совсем иным по своему духу.
«Флаг им в руки – пусть попробуют, зубы обломают! Лишь бы британцы не вмешались сейчас, а через десять лет мы на их угрозы плевать будем с высокой колокольни! Вечером «брат» Саша въедет в Триест на белом коне, кайзер Федя-Виля наверняка уже отправил вперед своих егерей, и не сегодня-завтра его обступят ликующие тирольцы. Вот тебе и «статус-кво» – Италия останется при прежних границах, а Германия и Югославия получат то, что им никогда не принадлежало.
Майору хватило секунды, чтобы понять, кто сейчас будет решать его затянувшуюся судьбу, и он поднялся на ноги, небрежным движением ладоней отряхнув шинель. Вытянулся, застыв по стойке «смирно», но без всякого раболепства, этого в нем не было ни на пфенниг – нужно уметь проигрывать достойно, не скуля и не выпрашивая пощады, умереть солдатом, а не трусливой шавкой.
– Лорд Пальмерстон, если мне память не изменяет! – направив взор в окно, глухо произнес Михаил Александрович, на скулах которого заходили тугие желваки. Хотя в бытность великим князем он несколько лет прожил в Англии, изгнанный из России братом за морганатический брак, и вполне искренне наслаждался размеренной жизнью на «туманном Альбионе», но только последние месяцы император стал отчетливо понимать, насколько враждебна политика Англии по отношению к России: с неприкрытой корыстью и своим вековым постоянством.