– Зачем вы с вашей группой высадились на Кубе? – продолжила Данка.
Как пелось в одной очень старой песне: «Встанет солнышко над бараками, БМП нам лязгнёт траками…» Я, откровенно зевая, сидел на куче пустой ракетно-бомбовой тары у местной вертолётной площадки, рядом с зачехлённым Ми-8, и наблюдал, как за типовыми одноэтажными зданиями местной базы и нависающей над забором из колючей проволоки вышкой, на которой откровенно маялся часовой в бронежилете и каске, над дальним степным горизонтом из-за обреза земного круга медленно всходит весеннее солнце.
– А на фига мне разрывные? – удивилась Пижамкина и добавила: – Я их и обычными бронебойными уделаю. А с оптикой у меня всегда полный порядок…
Ситуация усугублялась тем, что по окрестным лесам после окончания Долгой Зимы расселилась масса разнообразного народу, о котором центральная власть не знала почти ничего. Конечно, не так много, как на здешнем Атлантическом побережье, в районе того же Монреаля или Оттавы, но тем не менее. Кроме местных сюда в своё время набежало полно беженцев из Европы (прежде всего из той же Англии), и как-то зарегистрирована была только малая их часть.
Отдав такие распоряжения, я, по примеру толстого недомерка-ангольца, забрался на башню ближней БРДМ и, развернув свой мятый камуфляжный кепарь козырьком назад, достал из чехла бинокль.
Я хотел было сказать ей ещё что-нибудь матерно-воспитательное, но, поскольку к нам подошли Симонов, Светка Пижамкина и Рустик, от дальнейших разговоров я воздержался.