– Пару месяцев назад подремонтировали, – обронила спутница обоих офицеров. – Готовились…
– Так ить я и не брался своими деньгами чужие интересы защищать! Уж коли им надо – пусть платят! Угольков из очага им таскать, да задаром – пущай других глупцов поищут!
– Да присядьте вы, мадемуазель! Окажите уж уважение старику! Когда еще доктор-то прибудет, а тут – ни единой души, даже и словом перемолвиться не с кем…
– Я имею честь видеть перед собою адмирала Басселарда?
Это у нас с Наполеоном такая вот жизнь пошла последнее время. Практически непрерывная. Почти как заседание революционного комитета нынешней эпохи. И по той же, в общем, причине – чрезвычайного положения… Спорим друг с другом с утра до вечера… А потом с вечера до утра. Ага: на тему «Как? Как? Как нам людям помочь?!..» И в первую голову самому себе – как представителю биологического вида этих самых людей…
– Это оттого, лейтенант, что турки стреляют из них практически в упор, очищая палубу собственного корабля от ворвавшегося на нее противника. А здесь стволы длинные, стало быть, картечь, выпущенная из такой пушки, будет опасна на большей дистанции. Поэтому я и говорю, что наши друзья не любят ходить на абордаж. Они расстреливают вражеское судно с максимально возможной в этом случае дистанции. Не думаю, что они изменят своим привычкам и на этот раз. Так что прикажите морским пехотинцам укрыться за бортом и ни в коем случае не вставать. У меня есть нехорошее подозрение, что противник откроет огонь ярдов с двухсот. Ядра такого калибра не причинят нам вреда, а вот картечь может существенно испортить аппетит некоторым наиболее безрассудным смельчакам.