И Кассад – воплощенная ярость и презрение – с криком нанес ему удар.
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь вздохами и стонами послеполуденного ветра.
Стен Левицкий встретил нас у калитки. Высокий, плотный, с лицом, таким же потемневшим и потрескавшимся от старости, как каменные стены его здания, Левицкий олицетворял собой «Цицерон» – как его отец, дед и прадед в былые времена.
– Принято решение о вашем возвращении на Гиперион для участия в паломничестве к Шрайку.
– Да, господин Северн… – окликнула меня Гладстон.
Наконец Сол остановился передохнуть. Откуда-то сзади доносились гул и треск, словно отголоски гигантского пожара, пожиравшего целые города и леса. А впереди, там, куда он направлялся, пылали два багровых овала.