Темнело, приближалась ночь, ветер становился холоднее, а Галя пела, не в силах остановиться. Пела, когда люди подходили беззвучно прощаться. Пела, когда могилу засыпали. Когда Степан остановился напротив, кивнул с благодарностью и молча отошел.
Степан быстро глянул вниз. Пластиковая штука равнодушно смотрела цветными кнопками, удобно устроившись в ладони. И куда же ее деть? В карман штанов нельзя — слишком большая, вывалится еще или сломается, когда он металл потащит. Степан быстро опустил вещь за пазуху, опоясывающая талию веревка не даст ей выскользнуть и там она будет незаметна.
Когда она прикоснулась к нему впервые, он целый день ходил оглушенный. Хорошо помнил, как это случилось — накануне вечером он наводил порядок в мастерской, а когда выходил, резко толкнул дверь и эта дверь чуть не шарахнула ее по лбу. Рада резко отклонилась, не устояла и упала на землю.
Галю передернуло, Степан обнял ее за плечи, угрюмо смотря на братьев, будто винил их в случившейся трагедии. Килька, завораживающе мягко ступая, продолжала обходить площадку, рассматривая разбросанные вещи: нож, залитый кровью пустой мешок, остатки разодранного тряпичного одеяла… спутанная тонкая веревка, порванные на бинты тряпки.
Глаза старательно покосились по сторонам.
Когда снизу донеслись непривычные лесу звуки, ППшер спал. Ронька свесился с настила, пытаясь разглядеть, что это шумит. Неужто Одноухий с Рыжим соизволили прибыть, наконец, к месту встречи?