И спустя мгновение чудовище исчезло, растаяло, как дым в ночи, словно слившись с мировым эфиром….
— Я хочу отомстить. Не более, но и не менее, — вымолвил, наконец, Мирослав. — И все. Остальное потом, — сержант пристально посмотрел Охотнице в глаза. — Из-за него погибло слишком много хороших людей. И погибнет еще.
— Тихо, — прижал палец к губам капитан, крепче сжимая рукоять палаша. — Сюда идут.
Девенатор наступал, тыча в тварь копьем-алебардой, чередуя уколы с широкими рубящими ударами топориком. Дважды удары достигали врага, но морда кровососа не меняла выражения, а глаза смотрели пустыми, без зрачков, бельмами. Похоже, раны не причиняли нахцереру боли и не лишали сил.
Статуя не лежала в ворохе опилок. Она сидела, развернувшись в сторону Карло Бертоне всем корпусом. У истукана не было глаз — резец и стамеска «Папы» успели наметить лишь глубокие впадины, но столяр готов был поставить бессмертную душу на то, что деревянное создание смотрит на него, пристально и тяжело. Глубокие тени клубились под могучими надбровными дугами статуи, словно кто-то проделал две дырочки в коробке, полной чернейшего смоляного дыма.
— Хороший Браубах городок. Это от Кобленца вроде недалеко? — полюбопытствовал пикинер. — Да и замок неплох. Старые господа умели строить. Лягушатники, если помню верно, в прошлом году два месяца под стенами простояли, да и ушли, обгадившись. И кубышка в заветном месте припрятана? Так ведь?