— Только в пять раз больше, — закончил за матроса Швальбе. — Дружище, не горячись, собери мысли в кучу и повтори все с начала.
Гарольд отставил пустую чашку и откинулся, привалившись к стене, сплетя длинные сильные пальцы.
— Вот как его ни встречу, вечно валяется посреди дешевых обжираловок, — проворчал чей-то до боли знакомый голос над ухом, напрочь обрывая все размышления. Не успел сержант, одуревший уже за последние дни, сообразить, что к чему, как его вздернула вверх могучая рука и поставила на ноги.
С сержантом в одном строю качались в седлах шесть десятков «Детей». Сотня «псов Господних», поддевших под привычные рясы посеребренные хауберги. И тролли. Два десятка громадин, чью шкуру берет не каждый арбалет, а мушкетная пуля плющится о пластины костяной брони. Князья Подгорного Народа действительно держались старых понятий, за смерть одного из своих они собирались ответить делом. И дело их, и слово были камнем, гранитом Скандинавии и Карпат.
— А вы, как погляжу, бургомистр местный? — хоть парень был обряжен в лохмотья и денег за душой не имел не гроша, но явно никакого пиетета не испытывал пред лицом власть имущим. — По крайней мере, пузо в наличии, рожа красная. Вылитый глава города.
Если иных противников не осталось — пусть врагом станут неживые! Он объявляет им войну насмерть. Неживых много, они смогут подарить Ему покой. Вечный покой.