Ливень опять усилился, капли барабанили по крыше, словно марш многотысячной армии карликов. Но внутрь часовни вода не проникала, костерок весело горел, и парила начинавшая просыхать одежда.
— У Отцов Церкви свои секреты. Жир некрещеных младенцев и все такое, что там еще приписывают. Кхе-кхе, — то ли закашлялся, то ли засмеялся Йожин.
— Приветствую благородное собрание, — Крысолов говорил тихо, долго и с трудом подбирая слова. Поклона приличествующего не сделал, обозначил, не больше.
Деревенский глупо хлопнул белесыми ресницами…
Голос был тоже вполне обычным. Только… иногда срывался на едва уловимые странные нотки. Будто обладатель хорошо поставленного говора привык общаться на гортанном, рычащем нелюдском наречии и теперь вспоминал обычную человеческую речь, давно забытую.
Дальше все пошло совсем не так, как порешили монах и солдат. Совсем не так.