— А ты сам из чаши мужа сего отпей, а потом орать будешь, — на плечо крикуна тяжело опустилась рука в черной перчатке. Точнее, лапа, придавившая того тяжестью свода небесного к земле. — Испей. А потом и поговорим. Про уважение, смирение и покорность Воле Божьей!
— Наслышаны, — кивнул Старый, затем, чуть помедлив, и мурза с Бобренком.
Рядом стоял капитан Густлов, с ног до головы залитый кровью.
— Вот спасибо, вот утешил! — ответил Йожин и откинулся, облокотившись на стену.
— Не роняйте, герр капитан! — поймавший протянул сосуд обратно.
За грустными мыслями и воспоминаниями Катанни и не заметил, как вышел к мосту через какой-то из многочисленных миланских каналов. Отражение Луны дробилось в мелких волнах. Амедео наклонился через массивные каменные перила, вглядываясь в воду. Лунный свет прыгал десятками маленьких бликов, они плясали по грязной воде, вспыхивая, порой, в отражении звезд.