— Сначала уйдем мы, торя тропу. Потом — кони. Потом вы, и только после — мои собачки. Понятно? — Егерь устал и прямо на глазах становился все злее.
Гарольд взглянул на Йожина, в его взоре отчетливо читалось молчаливое и скорбное осуждение. Монах протяжно вздохнул и развел руками.
— Надеюсь, вам знакома латынь? — вопросительно посмотрел на окружающих барон, расправляя, норовящий свернутся пергамент.
Есаул и мурза уставились на Бобренко с молчаливым вопросом в очах. Тот долго-долго глядел в лицо фрягу, щурясь и безмолвно шевеля губами.
— Виноград?! — хмель слетел моментально. И со всех сразу.
Капитан опустился на правое колено, всем видом выражая настоящую куртуазность, чистоту помыслов и серьезность намерений.