— Ты думаешь, что сможешь прогнать меня? — прошептала тьма.
Эльга хотела сказать, что она не сумеет, но не посмела. Она уже усвоила, что Страшного Человека не интересует ее мнение. Он делал то, что считал нужным, и всегда добивался того, чего хотел.
— Но вы убиваете людей даже не задумываясь…
Но картина, которую наблюдала Эльга, была какой-то странной. В окружавшем ее мире чего-то не хватало, а что-то новое, наоборот, присутствовало — только Эльга никак не могла понять, что это. Небо было низким и сумрачным. В воздухе текли какие-то пульсации и сгущения. Замок Айлиса Джельсальтара медленно таял где-то далеко внизу. Кажется, они поднялись очень высоко — или спустились очень низко? Направления снова перепутались. Дырявый плащ Марты развевался за спиной, как крылья. Одно из сгущений стало преследовать их. В какой-то момент Эльга решила, что это живое существо. Во всяком случае, у нее появилось четкое ощущение, что сгущение наблюдает за ними. Когда она пыталась разглядеть сгущение прямо, оно пропадало, а когда отворачивалась — шествовало, как ни в чем не бывало, где-то на периферии восприятия. Эльга так и не смогла понять, что это, потому что Марта раздраженно шикнула на сгущение, и неизвестный попутчик, решив, по видимости, что ему не по пути с ведьмой, предпочел убраться подобру-поздорову.
— Потому что если и существует какой-то подлинный Творец — а я, кстати, в этом сильно сомневаюсь, ответил Уилар, — ему не нужно внешне менять что бы то ни было. Ему нет необходимости вообще что-либо менять в мироздании. Если кто-то сотворил меня таким, какой я есть, то высшее почитание, которое я могу воздать этому Творцу, — просто следовать собственной природе. Чем я и занимаюсь. Как и все остальные, кстати. И животные, и люди, и боги… И даже Пресветлый Джордайс. Захватывая Кельрион, претендуя — в умах людей — на место Всевышнего, он всего лишь выполняет свою роль. Следует своей природе.
— Меня зовут Уилар Бергон, — представился чернокнижник. — Но прежде чем перейти к причинам моего визита, я расскажу, что тут происходило после основания монастыря. Как я уже говорил, святой Эвард очень ревностно насаждал истинную веру. Вы, например, упомянули, что местные жители до сих пор оставляют узелки на деревьях. Но этот обычай в нынешнее время полностью потерял какой-либо смысл. Прежде — до начала деятельности святого Эварда — в лесу рос огромный дуб, который почитали священным. Именно на его ветвях и следовало оставлять узелки. Но Эвард спилил дуб и сжег, и местные, за неимением подлинной святыни, начали развешивать узелки где попало. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них сейчас помнит подлинный смысл этого обычая. В скобках замечу, что если кто-нибудь вздумает подпалить церковь, весь джорданитский клир поднимет дружный вопль «богохульство!» — в то время как уничтожение чужой святыни считается делом вполне приемлемым и обычным…