«Не переиграть, – напомнил себе Лукаш. – Клиент поплыл, но еще может засечь фальшь. Работаем уверенно, но без перегибов. Вопрос стоит уже даже не о жизни клиента. Генерал очень не хочет умирать мелким засранцем. Он очень уважает себя, уверен в своей значимости. Он всю жизнь изображал из себя нечто важное, многозначительное, а умирать приходится вот так позорно, лежа на спине и задрав лапки».
– Лукаш, – строго сказала Марта, поставив чашки на стол. – Если ты все-таки решил взяться за ум и начал вербовать федералов, то делай это или где-то в другом месте или на английском. Мне ведь тоже интересно.
Так мило! Нет, честное слово – мило так, душевно, просто хоть плачь от умиления.
– Да как ты смеешь? – возмутилась одна из идиоток, но Сара, не оборачиваясь, подняла резким движением левую руку с торчащим средним пальцем, и журналистка замолчала, решив, что если продолжать конфликт, то можно и нарваться. Сара выглядела очень-очень рассерженной. И ее можно было понять.
– Ты знаешь что, Николаша? – сказал Лукаш, притянув к себе Николашу за шею. – Ты вот сейчас езжай к Петровичу, эта скотина уже, наверное, спит. Так ты его разбуди, помоги одеться, возьми под руку и вместе с ним ступай в задницу… И не лезь ко мне в душу!
– Показалось. Мне даже в Канаде пришлось пожить, пока война во Вьетнаме закончилась. Я – пацифист, знаете ли… – генерал счел нужным развести руками, демонстрируя, что ему очень жаль, что не смог оправдать ожиданий русского журналиста. – Я всего лишь преподаватель социологии.