– Хреново? – тихо спросил Лукаш у Джонни.
Джонни попытался схватить индейского чиновника за рукав, но тут, откуда ни возьмись, возле них образовалась группа афроамериканцев. Индейца они, понятное дело, не тронули, он же не пиндос, а индеец, а вот Джонни… Пиндос, ясное дело. Пиндос, пристающий к порядочному человеку, да еще и постоянному клиенту почтенного заведения под названием «Мазафака».
– Вот позови сюда Тома и Рика, – Смит вернулся за стол. – Не то, чтобы я тебе совсем не доверял, Майкл, но…
В нагрудном кармане куртки Лукаша завибрировал весь день молчавший телефон.
Неприятно это, наверное, вдруг узнать, что тебя списали. Превратили в кучу дерьма, негодного даже на переработку. У генерала было в этой жизни две страсти: он очень хотел жить и безумно любил себя. Деньги ему тоже нравились, но чувство собственной значимости было все-таки на первом месте. И по нему сейчас генерал-майор огреб от всей души. Без сострадания и жалости.
Шейкмен молча комкал и запихивал свою обиду себе в глотку. До самого ануса. Потому что Лукаш прав. Потому что не хрен жаловаться, особенно иностранцу. Особенно русскому. Отец рассказывал Лукашу, как подобная история проходила в бывшем Союзе. И как себя американцы вели… и как наши собственные демократы помогали втоптать родную страну поглубже в грязь…