– А в чем трудность? – опрометчиво удивился я. – Разве это важно – иметь идею? Почему нельзя просто жить?
– Знаете, Зак, цивилизованным людям вроде меня или вас вообще нечего делать в России. Ничто не способно воздействовать на меня столь же деструктивно, как еще один год проживания в Москве. Все эти их Толстые, Достоевские, Чеховы, Пастернаки и Набоковы… они все появились не просто так!
– Никто и не говорил об аборте, Осси, – я обнял ее и поцеловал поочередно в мокрые глаза. – Не понимаю, почему ты расстроилась, разве не об этом мечтает каждая женщина? Неужели ты боишься, что мы не сможем его вырастить?
И публика рассыпается в дифирамбах: ах, какой тонкий юмор, какая находчивость, какая устойчивость собственного мнения.
– Сколько времени ваше предложение будет в силе? – обратился ко мне Баталин.
– Месяц, – я посмотрел на Лу, рисующему ручкой на бумаге своих обычных чертиков. – Пока у меня нет никаких других инвестиционных проектов, я готов подождать. Но через полгода, боюсь, они появятся, и мои деньги окажутся занятыми.