Он сумел меня удивить. Мне почему-то всегда казалось, что если они собираются ослабить и разделить Союз, то непременно на тысячу частей – чтобы ни одна из них не могла угрожать гегемонии Запада. Но оказалось, что все просчитано. Им проще договориться с одним человеком в Москве, чем с десятком по пути от Тюмени до Бреста. И поэтому они никогда не допустят полного распада России на области. Разве только когда нефть кончится.
Кое о чем я помнил, но все остальное оставалось на совести помощников, главнейшим из которых стал Гвидо. Большинство из того, о чем мне сообщал расторопный секретарь, и что я непременно должен был осчастливить своим участием, звучало для меня настоящим откровением. Если я давал кому-то какие-то обещания – Гвидо следил за их исполнением в пять раз ревностнее меня самого. Я забывал обо всем, сосредотачиваясь на сиюминутных задачах. Гвидо же не упускал ничего. За полгода он сделался настолько незаменим, что я уже и не помнил, как обходился без него. Он во всем был лучше меня: быстрее соображал, лучше играл в шахматы и карты, знал множество языков, он был педантичен как немец и настойчив как англичанин. Он никогда не уставал, не жаловался и ежеминутно доказывал свою предельную полезность. Единственное, чего ему не хватало – так это наглости. Родись парень в Америке, наберись ее духа, и в Европе ему вообще не было бы равных, но, слава Богу, жизнь распорядилась иначе и теперь мне было на кого опереться, не особенно заботясь о том, что личный интерес Гвидо однажды возобладает над обязанностью служить.
Мне показалось, что сенатор желает перевести разговор в привычное для себя русло восхваления "американской мечты", где он смог бы легко контролировать любые мнения, но мне не хотелось сворачивать с прежнего русла. Да и забавно было наблюдать за тем, как бывалые заговорщики убеждают друг друга в том, что их не существует.
Вечная фроловская манера прикидываться бедным родственником почему-то не надоедала.
– Езжайте, Зак, – разрешил Пьер. – Мы здесь управимся и без вас.
– Прощайте, Зак, – сказал снова абсолютно трезвый князь Лобанов-Ростовский, едва ступил на твердую землю аэропорта Финкенвердер. – Спасибо за беседу, за быструю дорогу. Меня ждет машина.