Капитан 1-го ранга Михаил Владимирович Иванов.
— А в том, что дальше начнется большая политика, а это вопрос для чинов, выше лейтенантских, — ответил я ему под дружный хохот присутствующих. — Наверное, никто уже не сомневается, что Япония — это собака, эдакий злобный мопс. И вот теперь, когда мопсу дали хорошего пинка, на сцену должен выйти хозяин, который и науськал его на Россию. Посмотрим, что скажет британский коммандер Бейли, когда наши высадят в Чемульпо десант и загонят там под лавку всех макак? А ведь так и будет…
— Добрый вечер, господа. Всеволод Федорович, вы как, уже ввели Александра Ивановича в курс дела? — Руднев кивает. — Вот и отлично! Значит, мы можем обсудить ситуацию во всем ее многообразии. Что мы имеем в активе на сегодняшний день, помимо поврежденного «Варяга» и погибших в бою моряков? Между прочим, Александр Иванович, вина в случившемся в немалой степени лежит и на вас… Понимаю, что вы в данном случае были лишь промежуточной инстанцией в авантюре, в которую вас завлекли господа Безобразовы со товарищи. Но ведь надо было предвидеть, чем все может закончиться!
Через несколько минут после ухода мужчин со своего места поднялась великая княгиня Ольга. Извинившись перед императрицей, она вышла из гостиной и, ведомая любопытством, тихонечко прокралась по коридору в сторону курительной комнаты.
Крейсер «Акаси» после попадания ракеты и последовавшего за этим взрыва котлов разломился пополам почти мгновенно. Сейчас над водой торчали лишь его мачты и верхушки дымовых труб. «Наниву» «Уран» ударил под переднюю рубку. Контр-адмирал Уриу и его штаб погибли мгновенно. А в пробоину, через которую, наверное, мог бы проехать паровоз, уже вливалась водопадом вода. На месте, где менее минуты назад был крейсер «Такачихо», сейчас плавали какие-то обломки и виднелись головы тонущих японских моряков. «Ниитака» села на грунт, и над поверхностью воды торчали две ее мачты и три трубы. Только «Чиода» продолжала приближаться к «Варягу» четырнадцатиузловым ходом.
— Да, — в голосе Николая прозвучало разочарование. — А ты что скажешь, Мишкин? — В ответ прозвучало только неопределенное хмыкание, которое должно было означать примерно следующее: «Я же кавалерист, а не моряк, ничего умного по этому вопросу сказать не могу». Наступило тягостное молчание.