— Не интересовался… Спрашивает: «ты палач?» — ну. «Страшно пытать можешь?» — ну. «Давай будто ты меня пытаешь. Понарошку, но страшно». Сказала чего спрашивать, как подвесить, кляп потребовала. Из пришлых какая-то.
«Таких лис, как я, не ловят в курятнике с одним выходом». Я это уже говорил? Тогда другая мудрость: «нет такой проблемы, которую женщина не могла создать».
Девушка лежала животом на борту, вцепившись в него руками. Раз за разом волна рвотных судорог прокатывалась по её телу, заставляя выплеснуть очередную порцию проглоченной речной воды.
Не дадут. А и дадут — так отберут. «Священное право частной собственности»… — ждём Французскую Революцию. Это — во Франции. А здесь… «Россия, твою маман!». Ну и нафиг.
— В один набор. В несколько цельных наборов. От этого — вторая цена. Прикрасы эти — память самой великой русской княжны, Елены Ростиславовны. Они ей дороги. От этого третья цена. Господин твой сказал: купи. Не «посмотри», не «поторгуйся» — купи. От этого четвёртая цена. Итого: 200 кунских гривен.
Снаружи я был похож на дерево. На сухое, до пыльности, до трещинности — берёзовое полено. А внутри — с каждым моим толчком рос раскалённый стальной стержень. Он рос и раскалялся. Это было… очень тревожно. Нервенно. Кажется, я что-то рычал под маской. Подвывал в такт моим движениям, в такт пульсации огня внутри.