Вне себя от ярости он уже и меч свой вытащил. Но бесстрашная женщина, не взирая на смертельную опасность, продолжала в голос его позорить и срамить перед двумя многочисленными свитами и толпой горожан, заполнивших собор.
— Приходи ко мне. На подворье в Киеве. В гости. На ночку. Или забоишься? Праведница…
Такой попадёт — из меня только брызги полетят.
Куры были в порядке, какая-то придворная дама, здесь говорят: «сенная боярыня», сидевшая на задке телеги, немедленно высказалась мне насчёт неудобств, нечестья, невместности, несуразности, неприличности, непристойности и вообще: ехать вместе с курями…
А из расчётов и прикидок вылезает всё та же проблема — деньги. Полста добрых коней — под сотню кунских гривен, пять кило серебра. А упряжь? А сёдла? А железо? Я не про какие-то хитрые булатные клинки или крупнопластинчатые максимилиановские доспехи — просто на боярском дружиннике десяток килограммов металла.
— На мне — дар Богородицы. Всякую лжу чую и от неё блюю. От своей — десятикратно. Расспроси местных — лжа мне заборонена.