– Значит, я уродина? – свистящим шепотом спросила она. Звук шел не из горла, как положено, а из клапана протекающего баллона с газом. – Уродина, да?
Вместо того чтобы начать рассказ, Холмс замолчал. Воспользовавшись паузой, Том забил финальный гвоздь в последнюю из трех досок, скрепивших искалеченный стол. Холмс словно только этого и ждал: он заговорил, едва в вечернем воздухе отзвучало эхо удара молотка.
– Невидимость грабителя сильно осложнила бы мою деятельность, мистер Пфайфер. Тут вы правы. Впрочем, у меня есть на этот счет кое-какие соображения. Но меня категорически не устраивает финал. Я стою, озадаченный? И это даже выносится в название фильма? Нет, о таком финале не может быть и речи.
Взгляды обратились на молодого человека, и Том до крайности смутился.
В колонках, встав на повтор, брела прелюдия фа-минор.
На картинке и впрямь была девочка. Белокурая малышка, в правой руке она держала старинный фонарь. На вид фонарь был тяжеленным, как грехи мира, но девочка справлялась с ним без труда. За девочкой открывалась улица старинного городка: булыжник мостовой, дома с башенками и вывесками. Улица тонула в разбавленных чернилах вечера. Стена ближайшего дома ярко освещалась фонарем. Дьявол крылся в деталях: улыбка девочки наводила оторопь, а тень, которую милый ребенок отбрасывал на стену, была десяти футов росту, с крыльями и рогами.