– Получишь второй, если капитан будет здесь через полчаса.
В оцепенении Том смотрел с колокольни, как адское пламя уничтожает Молдон, подбираясь к его хибаре. Нельзя сказать, чтобы Рэдклиф слыл ревностным прихожанином, но сейчас он взмолился со всей искренностью, на какую был способен: «Господи, спаси и сохрани! Не дай этим нелюдям уничтожить Молдон! Останови и покарай их! Не позволь им сжечь мой дом!» К чести Тома следует отметить, что о спасении своего дома он просил Господа в последнюю очередь, куда больше беспокоясь о родном городе. О себе же лично Том не вспомнил вообще.
Раненые – другое дело. Санитарам потребуется помощь.
Том замолчал. Сперва он не поверил сам себе. Казалось, губы, язык и гортань зажили отдельной жизнью, произнося черт знает что. Но память тут же прояснилась, вернув душевный покой. Так ясно, словно это случилось вчера, Том вспомнил, как видел портрет в холле дома Лиггинсов. Ну да, он висел чуть ниже оленьих рогов, укрепленных на дубовом щите. Бальтазар Лиггинс пригласил Тома помочь затащить новый шкаф на второй этаж. Шкаф Том поднял в одиночку, посмеиваясь, когда мистер Лиггинс суетился вокруг, жалуясь на боли в пояснице. Шагая по лестнице, похожий на черепаху в панцире, Рэдклиф ясно видел портрет – денди, ангел без крыльев, улыбался грузчику уголком рта. Мистер Лиггинс, заметив интерес Тома, еще сказал, что портрет был ему прислан родственниками из Лондона.
У доктора прорезался такой командный рык, что Том аж присел. Том-то присел, а солдаты нисколечко не встали. Тогда доктор достал из кармана флакон с нюхательной солью и сунул его по очереди под нос каждому. Отхлестал засонь по щекам, снял с солдатского ремня флягу и вылил всю воду на голову хозяина фляги.
– Странно только, – заметил он, – что мы не слышали выстрела.