"К вопросу о феномене "функционального обособления" регуляторных подсистем в системах пороговой сложности". Диссертация на соискание звания "кандидат технических наук".
На самом-то деле свидетелем того самого эпизода была она сама, лично. Тересу в тот незабываемый день увели одной из первых, но другие возвращались, - кто своими ногами, кто не очень, а кто и волоком, - а Тересы не было. Обстановка в этом заведении способствовала эгоизму, всем, вообще говоря, было до себя, до своих сломанных зубов, сорванных ногтей и поврежденных внутренностей, но тут все как-то задумались о постороннем человеке. О Тересе. Те, что возвращались попозже, рассказали о немыслимом, непрекращающемся крике из бокса, куда увели Тересу. Все подавленно примолкли, никто не ругался, наступил вечер, и вот тогда-то в камеру вернули Тересу. Приволокли и кинули на пол. Пока она валялась без сознания, было еще ничего, но бога все-таки нет, и сознание к ней вернулось. С этого момента она кричала непрерывно, до тех пор, пока не потеряла сознание снова и уже с концами. Всю ночь и большую часть следующего дня. Это был даже не крик, а какой-то хриплый вой. В том варианте, который выпал на ее долю, изнасилование являлось, по сути, не слишком интенсивным внутренним избиением, которое зато продолжалось шесть часов подряд. Избитые ткани тазового дна отекли настолько чудовищно, что не помещались внутри, и снизу ее буквально вывернуло наизнанку. Это была огромная, тугая опухоль темно-лилового цвета, которая все увеличивалась по мере того, как жидкость из организма заполняла разбитые, раздавленные ткани. Со временем темно-лиловый цвет перешел сине-черный, а в конце стал угольным. К утру отек лопнул, потекла гнилая сукровица, и обычное зловоние этого переполненного ковчега обреченных прорезал, как нож, едкий запах гангрены, скоро ставший невыносимым.
- Как обстановка в войсках, какие настроения?
Вот только у товарищей Катукова, Шалина, Рыбалко и Лелюшенко по этому поводу существовало свое мнение. Они, понятно, накрутили хвосты своим, армейским саперам, но в этом не было почти никакой нужды: те прекрасно осознали, насколько легче и быстрее можно будет навести переправу, равно как и то, что быстрота эта позволит обойтись без лишних потерь. И в том числе, чуть ли не в первую очередь, их собственного личного состава. В дальнейшем, ввиду отсутствия на первых порах общепринятых "наставлений", имела место свобода творчества и вольный полет импровизации. В 1‑й Танковой в нескольких местах навели неимоверной ширины наплавные мосты, а поверх двух‑трехметрового слоя нежной пластмассы, не мудрствуя лукаво, положили укрепленные скобами дощатые настилы, как штатные, давно и постоянно возимые с собой для переправы по частично взорванным мостам, так и импровизированные из подручного материала до обывательских заборов и ворот включительно.
Несколько машин дивизии, уничтожившей флот, получили незначительные или умеренные повреждения от огня тяжелых зенитных орудий, причем сам по себе факт этот выяснился только по возвращении, на земле. На исторически короткий миг, до появления у какой-то из третьих стран тяжелых реактивных истребителей и управляемых зенитных ракет, вооруженные управляемыми бомбами стратегические бомбардировщики Советов стали абсолютным оружием в противостоянии с любым флотом. За какие-то полчаса они рассчитались за Цусиму сполна, и как бы ни с лихвой. О новой попытке, разумеется, не могло идти и речи: никакого самурайского духа не хватит на повторное сеппуку.